|
|
|
|
|
|
|
| Ithilwen БЛЕСК МЕТАЛЛА |
|
|
Я качаю головой, уныло смеясь. - Возможно со временем, но не сегодня, - отвечаю я брату на нашем родном языке. - Этот новый язык - как норовистый конь, Питьо, он упирается и не желает сходить с моего языка. Это странно; я знал, конечно, что в этих землях будут примитивные Эльфы, и что мы обязательно встретимся с ними, но так или иначе мысль о том, что нам придется выучить другой язык, чтобы говорить с ними никогда не посещала меня даже после нашего прибытия на эти берега. И хотя Телери и Ваниар произносят слова немного иначе, чем наш народ, конечно различия между нашей речью и речью этих темных Эльфов должны были быть больше. Странно, что я никогда не задумывался об этом прежде. - Ты был занят другими вещами, Руссандол, - отвечает мой маленький брат на нашем языке, и на мгновение печаль затуманивает его обычно веселое лицо. Я хочу прикоснуться к нему успокаивающе - и резко останавливаюсь, когда вижу уродливый забинтованный обрубок на месте моей поднятой правой руки. Я быстро опускаю ее так, что бы не видеть, затем протягиваю левую руку, и нежно сжимаю плечо моего младшего брата. - Как и все мы, Питьо, но теперь это не важно. Наш брат Макалауре… - Маглор, - отвечает Питьафинве, снова переходя на этот странный язык темных Эльфов. - На этом новом языке, имя нашего брата - Маглор. - Маглор, - отвечаю я, признавая поражение. Определенно мой маленький брат не намерен позволить мне отдохнуть от наших уроков ни на миг. Он без сомнения прав: лучше, если я ошибусь с ним сейчас чем это случиться позже, когда я буду говорить с тем, для кого этот трудный язык родной. Кроме того, я сам просил его об этих уроках. Хотя я возможно еще недостаточно силен, чтобы без чьей-либо помощи много ходить, и Maкалауре - все еще следит почти за всеми делами в нашем лагере, я просто не могу вынести необходимость праздно лежать весь день. Мне нужно делать что-то, хотя бы для того, чтобы отвлечься от боли, которую причиняет потеря руки и от воспоминаний о том, как я ее потерял. - Маглор сказал мне, - я говорю медленно, сосредотачиваясь на незнакомых словах, - что ты встречал этих странных Эльфов в нескольких охотничьих вылазках. Ты даже видел их дома. Какие они? - Если я не могу отвлечь моего упорного маленького брата, возможно, я, по крайней мере, смогу перехитрить его и сделать так, чтобы во время сегодняшнего нашего занятия говорил в основном он. - В вообще то они очень похожи на нас; высокие, но чуть стройнее, и у некоторых из них волосы светлее, чем обычно встречаются среди нашего народа. И к удивлению, они не столь невежественны и некультурны, как ты мог бы подумать; их охотничье оружие очень хорошо сделано и ... Моя уловка срабатывает - если Амбарусса начинает говорить об охоте, он увлекается этим почти так же сильно как одна из гончих Ороме. Я расслабляюсь и позволяю своему разуму плыть, чужие слова, накатывают на меня подобно плавному потоку, и я восхищаюсь красотой этой земли под новым ярким светом, созданным Валар; лиственный орнамент начинает менять цвет с ярко зеленого на смешение коричневых, золотых и алых тонов, ярко синие воды озера покрыты легкой рябью. На другой стороне озера в дали, я вижу что-то похожее на поднимающийся дым; наверняка он идет из лагеря нашего дяди, где сейчас живет Финдекано. Так много эльфов под предводительством нашего дяди Нолофинве, и все они очень злы на нас после предательства отца ... Что мне делать с этой проблемой? Об этом я предпочел бы подумать в другой раз. Я отвожу взгляд от угрожающего дыма, и вновь вслушиваюсь в слова моего брата. - Так что они на самом деле сконструированы так…Нэльфин, брат, ты слушаешь меня? - Конечно. Как ты назвал меня? - Нэльфин. Это - твое имя, Нельофинве, на их языке. Нельофинве становится Нэльфин, а Майтимо становится… - Нет! - я грубо обрываю брата; пораженный, он смотрит на меня и опускает глаза, не может выдержать мой пристальный взгляд. Я продолжаю теперь уже мягче, - Прости, Амбар - ээ, Амрод - но я не собираюсь использовать ни одно из этих имен на этом языке. Они не подходят мне больше; полагаю, что и никогда не подходили. - Но какие еще имена ты можешь взять? - отвечает брат, замешательство ясно слышится в его тоне. - Нельофинве Майтимо - так тебя нарекли; и уж конечно ты не назовешься Руссандолом! Я знаю, это - имя тебе нравиться больше других, но разве 'Медноголовый' не слишком неофициалено? Ведь теперь ты - король нолдор. Твое имя, даже на этом грубом языке, должно подчеркивать это. Нэльфин звучит неплохо, и ясно указывает на твое происхождение; думаю именно его тебе следует выбрать. Я качаю головой. - Нет. Оно не подходит. - Тогда, какое же имя ты возьмешь, брат? - Пока не знаю. * * * Темно. Так темно, и воздух такой спертый. Я задыхаюсь в этой черноте. И потом я вижу свет, тусклый оранжевый отблеск в дали, и внезапно я понимаю, что меня ждет. Прислужники Черного Врага вернулись, чтобы снова мучить меня. Я вздрагиваю, вспоминая уродливые руки, быстро схватившие меня, и ужасную обжигающую боль от раскаленного до красна металла, вжимающегося в мою плоть. Нет! Пожалуйста, Илуватар, нет! Я не вынесу больше. В отчаянии, я отбиваюсь от них изо всех сил, но быстро запутываюсь в какой-то сети, и не могу вырваться. И потом я чувствую как кто - то, что-то, внезапно хватает меня, прижимает к полу, и я замираю в ожидании мучительной боли, которая я знаю, скоро начнется ... Но боль так и не приходит; вместо этого я слышу голос, настойчиво зовущий, - Майтимо, проснись! Все в хорошо, ты теперь в безопасности. Послушай меня, Руссандол, все закончилось, ты в безопасности... Смутное удивление охватывает меня – откуда приспешники Черного Врага узнали мое старое детское epesse - Макалауре? Это ты, filit Я чувствую, как крепкая хватка на моих руках ослабевает, когда мой брат отпускает меня, пытаясь сесть, понимаю, что я лежу рядом с ним на кровати, запутавшись в одеялах. Беспокойство в глазах моего брата исчезает, сменяясь жалостью. - Тебе снился кошмар, брат, - отвечает он нежно. - Ты помнишь, где ты сейчас находишься? Я молча киваю, пристыженный. Я в лагере моих братьев, не в крепости Черного Врага; я здесь уже месяц. Но все же, когда я засыпаю, я часто возвращаюсь к кошмару, который остался позади, словно не могу отпустить его. Что не так со мной, почему я должен пребывать в нем? Неужели Черный Враг как-то искалечил мой разум, как Финдекано моё тело, когда отрубил мою руку? - Прости, filit - Тише, не за что извиняться, - отвечает мой брат. - Уже поздно, и нам обоим нужно отдохнуть. Ложись, Руссандол, и позволь моей песне навеять тебе мирные сны. Я подчиняюсь ему, позволяя ему расправить сбитые одеяла, и вслушиваюсь в тихий голос брата. Он поет старую песню о Двух Деревьях, и я пытаюсь позволить моему разуму плыть следую за ритмом его музыки. Но я не могу расслабиться и уснуть; образ света Дерев, который пробуждает песня брата, в моем разуме продолжает сплетаться с в видениями огня и боли. Золотое сияние Лаурелина растворяется в желтом пламени; стройный серебряный ствол Телпериона становится белым от жара железным прутом. Огонь и горячий металл заполняют мой разум, и мой брат ничего не может с этим сделать; в конце концов, я притворяюсь спящим, чтобы он, наконец, отдохнул сам. После того, как он погружается в сон, я тихо переворачиваюсь, стараясь не разбудить его, и провожу остаток ночи, глядя на пламя в очаге. Огонь и горячий металл, и тошнотворное зловоние горящей плоти, и обжигающая боль ... я дрожу, вспоминая об этом. До рассвета еще так долго. * * * Дни проходят; мое тело медленно обретает былую силу, и теперь, когда меня осталась одна слабая рука, я неуклюж. Уроки языка с моими братьями - желанное отвлечение от этого несчастья; по крайней мере мой язык все еще послушен мне, хотя и не желает выговаривать эти новые звуки. Пока к счастью, бегло говорить на этом языке нет необходимости и в основном мы говорим на языке нашего рождения. Но Аман закрыт для нас теперь, и я чувствую, что нам скоро понадобиться умение говорить на этом чужом языке; нашему нарду нужны союзники среди темных Эльфов, живущих в этой земле, если мы надеемся когда-либо одолеть мощь Черного Врага. И я сомневаюсь, что они захотят овладеть речью чужестранцев, нет, нам придется приспособиться к их обычаям, хотя бы частично. Так что я решительно настроен хорошо изучить этот новый язык. Но хотя уроки продолжаются, и я говорю все более бегло, я все еще не могу ответить на вопрос Амбаруссы: как я назовусь? Под каким именем Эльфы этих диких земель узнают меня? Не Нельофинве. Мне никогда не нравилось отцовское имя; оно со своим указанием на мое происхождение всегда казалось мне скорее тяжким бременем, чем предметом гордости. И в любом случае теперь оно не совсем точно. Я больше не «Финве – третий», потому что и мой дед Финве и мой отец Куруфинве Феанаро мертвы; как их наследнику, и законному вождю нашего народа, мне следовало бы назваться «Финве первый». И я не думаю, что я хочу взять имя, которое постоянно напоминает мне об этих неприятных событиях. Не Майтимо. Мое материнское имя когда-то подходило мне, но теперь нет. Моё когда-то красивое тело непоправимо изуродовано. Бесчисленные шрамы покрывают кожу моих членов и туловища, и хотя одежда скрывает большую их часть, мою отсутствующую правую руку не скрыть никак. Это уродство превращает мое старое и когда-то любимое имя «хорошо сложенный» в жестокую насмешку. Красота, за которую моя мать когда-то нарекла меня - теперь лишь воспоминание; я не изберу своим именем плачь о том, что потеряно навсегда. И конечно не Руссандол. Амбарусса права оно слишком неофициально. Но у меня есть и другая причина отказаться от него. 'Медноверхий' было моим детским именем, и хотя те, кто любят меня, без сомнения будут продолжать звать меня так из дружбы и привязанности, в сердце своем я знаю, что юноша, что когда-то носил его, мертв. Он был смертельно ранен в Альквалонде; сожжение кораблей Тэлери, смерть отца, долгие мучения, что он претерпел в руках Черного Врага, лишь ускорили неизбежный конец. Никто не может пройти через это и остаться незапятнанным. Я оплакиваю смерть Руссандола, но если я возьму его имя, это не вернет его, хотя я страстно желаю, что бы было иначе. Я не могу снова стать тем, кем я был когда-то, приняв мое старое epessе. Но если я больше не Нельофинве Майтимо Руссандол, то кто я? Под каким именем я стану известен здесь, в изгнании? Без имени, которое мне подходит, я чувствую странно потерянным. Но возможно именно поэтому я еще и не выбрал; я еще не знаю, чем я стал. * * * Финдекано отрубил мою руку из плоти что бы избавить меня от мучений, но призрак руки остался. Когда я смотрю на мое правое запястье, я вижу только обрубок - но я все еще чувствую мою руку. Я ощущаю где находится каждый невидимый палец; я чувствую как они движутся и сгибаются, и я всегда вздрагиваю в ужасе, когда хочу взять что-то, по привычке бездумно протягиваю руку, только что бы внезапно вспомнить, что твердой плоти, которая когда-то покрывала эти воздушные пальцы, больше нет. Хотя моя правая рука теперь только воздух, ощущения от нее более чем реальны. Она часто болит. Обычно это просто тупая боль, но иногда она горит так сильно, что мне приходится напрягать всю свою волю, чтобы сдержать крик муки. Наши целители дали мне снадобье, смесь вина и трав, что бы принимать, когда приходит боль; я пользуюсь им, когда они меняют повязки на культе, и иногда ночью что бы ослабить боль в сильно растянутых мышцах и связках правой руки. Оно хорошо притупляет боль в этих ранах, но не может остудить жгучую боль в моей невидимой руке. Полагаю, это и не удивительно, потому что моя несчастная горящая рука больше не плоть; как может лекарство что которое действует только на плоть, излечить это? У меня нет иного выбора, кроме как ждать, пока боль в конце концов не утихнет сама. Моя призрачная рука сегодня беспокоит меня сильнее, чем обычно; чтобы отвлечься от этого, я решаю отправиться на небольшую прогулку по лагерю. Хотя мое выздоровление еще далеко не завершено, я уверен, что теперь у меня достаточно сил, чтобы пройтись без сопровождения, пока я достаточно осторожен и не превышаю свои силы. Несомненно, Макалауре расстроится если вернется и обнаружит что я встал с кресла, тем более, что он строго настрого запретил мне вставать в его отсутствие, но я и не собираюсь рисковать и забираться далеко. Я вернусь сюда задолго до его возвращения. В любом случае, это не дело моего младшего брата, отдавать мне приказы; возможно, пора напомнить ему о моем месте в нашей семье. Я откладываю скучную книгу, осторожно поднимаюсь с затененного кресла, и выхожу из домика, который я делю с Макалауре с момента моего возвращения. Этот день словно специально предназначен для открытий; кажется, что весь мир в движении. Прохладный ветерок дует с озера, слегка целуя воду и заставляя ее трепетать, прежде чем достичь берега и начать свой танец с листвой и травинками. Хотя новый свет другой, более резкий и яркий чем тот, что мой народ знал в Амане, ощущение ветра, пробуждающего самую землю - очень знакомо. Я любил ездить с Финдекано в такие дни как этот, когда копыта наших скачущих во весь опор коней касались земли так легко, что они, казалось, рождены самим воздухом. Даже если бы отсутствующая рука не мучила меня, я не смог бы сдержать свое нетерпение в такой день. Как мой брат мог подумать что я удовлетворюсь тем, что буду просто тихо сидеть, когда даже обычно спокойные olvar Однако после нескольких минут прогулки, я быстро понимаю, что слишком переоценил свои силы. Я обнаруживаю, что качаюсь, и это - не ветры Повелителя Манве виноваты в том, что я иду пошатываясь. Если я быстро не найду место, чтобы сесть и отдохнуть, то упаду. Но если я сяду на землю, то, возможно, не смогу подняться без чужой помощи. У меня нет выбора; я направляюсь к ближайшему зданию, низкое каменное сооружение на краю поселения. Если повезет, я найду там кресло или скамью, и смогу немного отдохнуть прежде чем пойду назад в домик брата. Каким то образом я умудряюсь открыть дверь и уже было вхожу, но тут застываю в шоке. Здание - без сомнения кузница, с горящим горном и наковальней - и высокий мужчина у нее, бьющий молотом по куску раскаленного металла, отец! Он не замечает моего присутствия, но оно не укрылось от мальчика рядом с ним; он смотрит на меня с любопытством. После недолгого замешательства, я внезапно узнаю мальчика: Тьелпинквар. Мой племянник, теперь уже достаточно взрослый чтобы начать учиться. Мужчина передо мной - не мертвый отец, а мой брат, единственный из нас, кто унаследовали, и таланты отца и его лицо. Куруфинве Атаринке. Последний кого я хотел бы сейчас встретить, кроме, возможно, Макалауре. Я бы развернулся и ушел, но мои колени начинают подгибаться, и только прислонившись к косяку, я могу устоять на ногах. И все равно у меня уже нет никакой возможности ускользнуть незамеченным, потому что мой юный племянник теперь тянет отца за руку и говорит, - Отец! Смотри, дядя Майтимо тоже пришел, чтобы посмотреть, как ты работаешь! Мне не остается ничего другого, я готовлюсь выслушать неизбежную отповедь которая несомненно последует как только он увидит меня; ибо Питьанаре Но к моему удивлению, он говорит только, - Руссандол! Ты выглядишь ужасно! - Отложив молот, он сует металлический брусок назад в печь, чтобы снова нагреть, потом, обойдя наковальню, идет ко мне что бы помочь. Благодарный за его поддержку, я позволяю ему отвести меня к скамье, где я и сажусь. - Что ты здесь делаешь? И где Макалауре? С тех пор как Финдекано вернул тебя обратно к нам, он почти приклеился к тебе; не пытайся убедить меня, что он позволил тебе бродить в одиночку. - Нет, - отвечаю я, раздосадованный. - Ему пришлось уехать, чтобы решить какие-то проблемы на одном из наших северных сторожевых постов. Прежде, чем он уехал, он попросил меня, не вставать с кресла, пока он не возвратился, но я не мог вынести мысль о том, чтобы сидеть там как бревно в такой прекрасный день. Так что я решил выйти на прогулку. Хотя я не думал, что утомлюсь так быстро. - Я не упоминаю главную причину моей непоседливости; зачем отягощать этим моего брата, ведь он все равно не может сделать ничего, чтобы ослабить боль в моей призрачной руке? - Глупец, - отвечает мой брат, но в его голосе куда больше любви, чем гнева. - Я полагаю, что должен быть расстроен, но приятно видеть, что ты наконец чувствуешь себя почти как прежде. Когда это ты позволял своим смиренным младшим братьям, указывать тебе, что делать? Кроме того, в умении кого-то отчитать мне с Макалауре не сравниться, и не сомневаюсь, он прочитает тебе нотацию позже, так что я помолчу. Мне нужно закончить мою работу здесь, так что у тебя есть немного времени, чтобы отдохнуть и собраться с силами. Как только я закончу, вернусь с тобой, и возможно я даже смогу отвести от тебя часть гнева нашего чересчур заботливого брата. Сын, - говорит он, поворачиваясь к Тьелпинквару, - пожалуйста, принеси воды для твоего дяди. - Что ты делаешь? - спрашиваю я брата, когда он вновь поворачивается к горну. Он останавливается и странно смотрит на меня. - Оружие конечно. Что же еще мне ковать теперь? * * * Я сижу молча и наблюдаю за работой моего младшего брата, слушаю как он объясняет своему маленькому сыну основы нашего семейного мастерства. Кажется что он так поход на отца! Но он терпеливее с Тьелпинкваром чем как я помню отец был с нами. Или возможно это просто потому, что мальчик стремится учиться, и явно унаследовал талант отца; немногие его ошибки приходится поправлять. Я давно не ступал в кузницу; в отличие от моего младшего брата, я не унаследовал ни одно из прославленных умений отца. По началу, наблюдая как брат сгибает и перегибает мягкий металл, слушая тяжелый глухой стук его молотка, бьющего по вишнево-красной стали, чувствуя жар, исходящий от горна, я вспоминаю только мое собственное ученичество у отца. Но у меня есть и другие более свежие воспоминания о горячем металле и пламени, и жестокая боль в моей отсутствующей руке начинает медленно пробуждать их. Запах огня вызывает отвращение; я закрываю глаза, чтобы не видеть ужасное свечение раскаленной стали, но я не могу отрешиться от звуков, которые заполняют воздух в этом ужасном месте. Металл бьет по металлу, звук молота Черного Врага, вбивающего на место запоры, которые прикрепят железо к скале, сковывая мое запястье так сильно, что даже под весом моего тела рука не сможет выскользнуть из оков и освободиться... Треск огня, нагревающиеся орудия пытки, которые скоро вожмутся в мою беспомощную плоть, и мой вой боли возможно ненадолго развлечет пленившего меня... В полуобмороке, я все же съеживаюсь, когда слышу, как мой крик наполняет воздух; неужели у меня совсем нет гордости и даже простым воспоминаниям я позволяю вырвать у меня такой крик? Но тут я понимаю, что мои губы сжаты; и этот крик исходил не от меня. Открывая глаза, я поднимаю взгляд и вижу моего брата, который вытаскивает уже охлажденное лезвие из корыта с соленой водой, куда он погрузил его мгновением раньше. Это совсем не мой крик; горячий металл безжалостно пронзил тело Ульмо, и пар, поднимающийся от воды, подтверждает это. Мой брат похоже уже закончил сворачивать первое лезвие некоторое время назад, отложив его в сторону, чтобы закалить, и теперь закалял то, что он сделал днем раньше, и я не заметил как удары его молота прекратились, настолько я был поглощен вспомнившимися ощущениями прошлых пыток. Я краснею от стыда, но к счастью, внимание моего брата занято. - Не плохая работа, - говорит он поворачивая в руках охлажденное лезвие. - Как ты думаешь, Майтимо? Я киваю в знак согласия, пока не решаясь заговорить. Это - прекрасный клинок, с красивым ровным узором; воин, который понесет одно из творений Питьянаре в битву во истину будет удачлив. - Почему металл теперь такой полосатый, отец? Он не был таким вчера, когда ты только выковал его. Я благодарен Тьелпинквару за вопрос. Пока мой младший брат занят отвечая на вопросы своего любопытного сына, у меня есть время, чтобы вытереть часть пота с лица и окончательно успокоиться. Возможно, мне повезло, что мое увечье не даст мне никогда поднять кузнечный молот снова; чтобы работать со сталью, нужны обе руки. Мне не нужно будет изобретать оправдания, чтобы в будущем держаться подальше от этого места. - Помнишь, как мы складывали друг на друга разные металлы прежде, чем нагрели их, и как мы все время сгибали заготовку каждый раз прежде, чем ковать ее? От этого и появляется полосатый узор, сын. Нагревание, охлаждение и сворачивание – все это и делает металл прочным, но гибким, так что он не сломается, когда встретиться с мечом врага в сражении. Но ты не увидишь узор, пока работа не завершена, пока не остудишь лезвие в воде. Теперь, иди, убери свои инструменты; становится поздно, и пора идти домой. Майтимо, не знаешь, кто готовит сегодня вечером? - Думаю Амбарусса , - отвечаю я пока брат помогает мне встать. - Так что я надеюсь, вы не имеете ничего против дичи, поскольку – это все что они двое умеют готовить. И пока мы трое идем под темнеющим небом, и сильная рука моего брата, поддерживает меня, когда я спотыкаюсь, я размышляю и его работе в этот день, и о моих собственные страданиях в руках Черного Врага. Если бы у металла клинка был язык закричал бы он когда его выковавли? Если бы он мог говорить, понял бы превращение, которое он прошел, оценил бы смертоносную красоту формы, которую он в конце обрел? Черный Враг несомненно намеревался сломать меня, и наверное если бы у него было достаточно времени так бы и случилось. Хотя он преуспел разрушая мое тело, он не сумел сделать меня одним из своих отвратительных рабов. Возможно ли, что, так и не сломав мой разум, он сумел закалить его? Своими мучениями сжег окалину, и теперь моя ненависть к нему стала чистой и к ней не примешивается и капля жалости. "Но ты не увидишь узор, пока работа не завершена, пока не остудишь лезвие в воде…" Моя старая жизнь закончилась, в новую я еще не вошел до конца. И моя мучительная закалка еще не завершена. Как я буду выглядеть, когда она закончиться? Буду ли я блестеть подобно мечу, что мой брат держит в руках? Или моя потерянная рука - знак того что, я не переживу свою закалку, что я уже безнадежно разрушен? Бесполезен? Я пока не знаю. Но медь куется легче, чем сталь, поэтому я буду надеяться. Я знаю теперь, какое имя хочу носить. * * * - Маэдрос. «Хорошо-сделанная медь». В нем понемногу от твоих любимых старых имен, - говорит Амбарусса когда я, наконец, сообщаю ему о своем выборе. - Мне нравиться, брат. Оно тебе подходит. - Нет. Нет, пока нет, - отвечаю я, - но когда-нибудь, я надеюсь, это будет так. Примечания: Многие из имен в этой истории квенийские, и значения почти всех из них приведены в "Шибболете Феанора ", опубликованном в "Народах Средиземья" (История Средиземья, том 12). Когда у героя несколько имен, первое имя – отцовское, а второе - материнское. Эквиваленты этих имен на синдарине: Нельофинве Майтимо (прозвание Руссандол) - Маэдрос Макалауре - Маглор Питьофинве Амбарусса - Амрод (у его брата-близнеца Амраса материнское имя тоже - Амбарусса). (Питьо - сокращенная форма, иногда используется Маэдросом). Финдекано - Фингон Нолофинве - Финголфин Куруфинве Атаринке - Куруфин (его имя такое же, как и у его отца, Феанора) Тьелпинквар - Келибримбор (из эссе " О гномах и людях, " Народы Средиземья (История Средиземья, том 12). Значение имени Маэдрос: Толкин очевидно часто сначала придумывал звучание слова, а затем определял его вероятное значение. В Этимологии (список протоэльфийских и ранних корней слов Квениа, который содержит часть самых ранних языковых разработок Толкина) имя Маэдрос переведено как "блеск металла", отсюда название моей истории. (Этимологиии приводятся в «Утраченном Пути и Других Письмах (ИсторияСредиземья, том 5)). Вмдимо потом Толкин изменил свое мнение об этом переводе. В его более позднем эссе "Шибболет Фенора" (изданно в «Народы Средиземья (История Средиземья, том 12)), он пишет, что имя Маэдрос означает "хорошо сложенная (стройная) медь, " и выводит его происхождение от корней синдарина "хорошо сложенный" (maed) и "медь" (ross) – эквиваленты которых на Квениа - главные элементы материнского имени Маэдроса Майтимо и его прозвища Руссандол. (См. особенно сноску №65 в "Шибболете Феанора "). Filit - "птичка" (квенья). Нежное прозвище Маэдрос дал своему брату Маглору. Pityanarе - "маленькое пламя" (квенья) нежное прозвище Маэдрос дал своему брату Куруфину, из-за сильного сходства разума и внешности брата с их отцом Феанором. «Laman»/«lavan» - родовые термины для четвероногого животного; «laman» - квенья, а «lavan» - синдарин. Epessе – слово на квенья, означающее прозвище. Olvar - слово на квенья, означающее "растения". |
|
|
ет, не «