|
|
|
|
|
|
|
| Alena ДОЛГАЯ НОЧЬ |
|
|
Глава 1
Но сейчас мысли ее блуждали далеко, глаза не видели ничего – ни собственного отражения, ни света факелов или ламп, мерцающих по временам во тьме снаружи, ни отца, великого кузнеца Махтана, что ходил по комнате взад-вперед - свечи отбрасывали на стены искаженные очертания его фигуры. Она должна быть не здесь, ожесточенно повторяла она про себя. Она должна быть не здесь, в отцовском доме, как бы ни любила его, но со своим мужем. Она потерпела поражение, и вот пала тьма. Ее муж. Финвэ Искусный, Огненный Дух. Ее муж, которого она видела в последний раз много лет назад. Он стоял перед Валар в Круге Судеб тогда, перед изгнанием. Руки Нерданель сжались - она вспомнила день своего последнего поражения. В то время она уже вернулась жить к отцу, но услышав приговор, в страшной тревоге пошла к нему и просила – по правде сказать, молила о том, чтобы уйти в изгнание вместе с ним. Безнадежная, бесплодная попытка, но часть ее сердца еще не рассталась с надеждой, ибо она по-прежнему любила его. Она по-прежнему его любила… И знала, что сумела тронуть тогда его сердце, что в нем тоже оставалось еще что-то от их былой любви. Но затем поднял голову ее худший враг, его ужасная, опустошающая гордость, и темным светом полыхнули глаза. - Почему ты вздумала пойти за мной? – голос его был негромок, полон насмешки. – Разве ты не считаешь меня неблагоразумным? Разве ты не гордишься собственной мудростью? Она покачнулась, но выдержала нападение. - Какая мудрость есть у меня, что нет и у тебя, глубоко внутри? – в этот миг она взглянула ему в лицо, столь благородное и прекрасное и в то же время столь жесткое, и внезапно сердце ее словно вспыхнуло. И потому она ответила, тихо и искренне, глядя ему в глаза: - Бывают времена, когда любовь должна взять верх над мудростью… Нерданель вздрогнула, вспоминая то, что было потом. - Наушница Валар, ты желаешь лишь злорадствовать над моими бедами! – и еще много подобных же слов. Они расстались в гневе и горечи. Возможно, уже тогда было слишком поздно, возможно, уже тогда они непоправимо отдалились друг от друга. Когда все это началось? Опять и опять она вспоминала их ссоры и примирения, ее бесконечные сражения с его странными сменами настроения, с его гордостью и со все более тяжкой тенью, лежащей на нем. И с годами все чаще и чаще она проигрывала эти сражения, пока наконец, не бежала от него. Она потерпела неудачу, и теперь он был один. И с сыновьями она тоже потерпела неудачу, безжалостно добавил внутренний голос. Ее сыновья, с любовью и со слезами на глазах обнявшие ее и последовавшие за отцом – печально, но без колебаний. Но не всегда это было так… Каким сияющим, полным надежд был юный принц, которого она повстречала в зеленых холмах за вратами Тириона! Когда она впервые взглянула на него, ей показалось, что он окружен ярким светом, а все остальные потускнели рядом. И прославленный мастер, ее отец, принял его с распростертыми объятьями, полный удивления и радости перед быстротой его рук и ума, перед его безграничной способностью к созиданию. Дочь кузнеца была тогда юной девушкой, мягкой, но не лишенной гордости, и его радость и страсть подхватили ее. Они бродили вместе в холмах и у моря; все его слова были чудом для нее, и каждый его взгляд и прикосновение обжигали и поднимали ввысь… Или уже и тогда посеяны были семена будущего горя? Как она сияла счастьем в день своей свадьбы – сверкающий самоцвет Аулэ на лбу, гирлянды из цветов Йаванны на груди! Он, лучший и прекраснейший из Детей Эру, стоял подле нее в смешении света Дерев. И как счастливы они были рождением сыновей! Она вспомнила, как баюкала у своей груди маленького Маэдроса, и негромко напевала ему, а ее муж часами тихо сидел, наблюдая за ней… Или уже и тогда посеяны были семена будущего горя? Одинокий крик прорезал ночь, вырвав ее из горьких мыслей. - Король! О Король! И тут же новая волна криков и рыданий поднялась на улицах внизу. Нерданель в ужасе повернулась, а Махтан резко остановился. Финвэ! Какие еще новые горести принесла ночь? Вести пришли почти тут же. Дверь комнаты распахнулась, и Аринтир, новый подмастерье ее отца, показался в дверях: на молодом лице смятение и страдание. - Они сказали… они сказали, что страшная Тьма пришла в Форменос, и там было нечто, огромное и ужасное… но и он тоже там был, и Король… Король мертв, и Сильмариллы похищены им, и… Голос его оборвался рыданием. Нерданель стояла словно пригвожденная к месту, и воспоминания о ее тесте, обо всех его больших и малых добрых делах, нахлынули на нее и затопили душу. Хотя он и принял сторону сына в их ссоре, как и во всем прочем, он всегда оставался добр к ней. Ей хотелось закричать или проснуться. Она моргнула, овладевая собой. – А другие? – услышала она собственный голос. – Что с Феанором? Что с его сыновьями… моими сыновьями? Глаза Аринтира встретились с ее глазами – он словно впервые увидел ее. Сочувствие проступило на его лице. - С твоими сыновьями все в порядке, леди Нерданель, - ответил он тихо. - - А мой муж? Феанор? Аринтир секунду колебался перед тем как ответить. - Они говорят, что он ушел, как только узнал обо всем, и никто не знает куда. Ледяная волна страха захлестнула ее. Но это длилось лишь мгновение, и почти тут же она решила, что должна найти его. Тут же она ощутила – он здесь, в городе: мука его обожгла ее душу, но она справилась с этим. Что он сделает? И что сделает она? Она не знала. Она знала лишь одно – совершенно четко и ясно –в этот раз она не должна потерпеть неудачу. Она должна найти его. Она не вполне понимала, но как-то… как-то казалось, что от этого зависит самая его жизнь. Нерданель быстро решилась. - Отец? – позвала она Махтана – он стоял посреди комнаты, склонив голову. – Я ухожу, отец, - голос ее самой ей показался хриплым. - Подожди, Нерданель! – она обернулась. Махтан в несколько широких шагов догнал ее. Миг он глядел ей в лицо, выражения его она понять не могла. Но когда заговорил, она услышала в его голосе нотку гнева. - Ты идешь искать его, дочь? Она печально опустила глаза, но тут же снова подняла взгляд. - Я нужна ему. - Зачем, Нерданель? После всего, что было, ты думаешь, он прислушается к тебе даже если ты его разыщешь? Она слегка покачала головой, но не поколебалась. Гнев отца на ее мужа был давним - но причиной его было то, что он не мог вынести ее страданий. Она не знала, прислушается ли Феанор. Возможно, нет. Почти наверное нет. Но она должна найти его –у нее не было сомнений. - Я должна, отец, - наконец мягко ответила она и вышла. Остановившись лишь взять плащ, лежавший на скамье у входа, она быстро вышла из дома и пересекла обсаженный деревьями двор. У ворот она услышала свое имя и, обернувшись, увидела отца. Он протянул ей лампу, хитроумно и изящно выкованную, собственной работы. Серебряное пламя, маленькое но яркое, горело внутри, защищенное от ветра и дождя стеклом. - Снаружи темно, - сказал он просто. Нерданель почувствовала, что слезы мешают ей видеть. Она сжала руку отца и вышла за ворота, на темную улицу. Глава 2 Она стояла перед двойными дверьми комнаты в башне, стараясь успокоить бьющееся сердце. Идя по темным улицам, она видела – город в корчах страха и горя, и все же в лицах, озаренных пляшущим светом факелов, и в шепоте, звучащем повсюду, чувствовалось напряжение и ожидание, будто перед грозой. В доме Короля это ощущение было даже еще сильнее, почти осязаемо, и она узнала, что Феанор действительно вернулся, внезапно и лишь недавно. Он тут же распорядился оповестить город, призывая всех собраться на большой площади перед домом. Молодой эльф, которого она расспросила, как и все остальные, шел выполнять распоряжения Феанора. Почтительно глядя на нее, он ошеломил ее, назвав «Королевой», но ей пришлось настоять, прежде чем он сказал, что Феанор в кабинете Финвэ и его велено не беспокоить. Совладав с собой, она открыла дверь. Кабинет всегда был местом уединения Финвэ, и она была здесь лишь несколько раз, даже когда жила тут. Он был просторным и высоким, с полами белого мрамора. Сейчас комнату освещал лишь высокий канделябр, стоявший на резном столе в дальнем конце, остальное тонуло в сумраке. У стола стоял Феанор в доспехах, осматривая меч. Клинок холодно сверкал в пламени свечей, и голубые отблески падали на его лицо. Он поднял глаза на звук ее шагов. Впервые за годы глаза их встретились – лишь на миг, а затем Феанор вновь сосредоточился на клинке в руках. - Феанор? – голос ее был тихим, бесконечно мягким, и все же в нем звучало множество невысказанных вопросов и тревог. Он чуть повернул клинок к свету, и пламя побежало по стали. - Он бежал. Проклятый Трус, - голос его был суров и надменен. – Темный Враг, мой враг. Волна ледяной ярости расходилась от него, и все же его он казался не столь суровым, чем помнилось по их последней встрече. - Он не уйдет, - продолжал он, глядя не на нее – на меч, - отец мой будет отмщен, и я возвращу себе то, что принадлежит мне, то, что он похитил. Слушая на другом конце комнаты тяжко падающие слова, Нерданель почувствовала, что цепенеет от страха. Некое прозрение сошло на нее, острое как физическая боль, и внезапно она услышала лязг оружия, крики женщин и детей, рев пламени пожара, и голоса ее сыновей, зовущих ее в муке и страдании. В этот нескончаемый миг она увидела и его, в сверкающих доспехах, и верную смерть, ждущую его, и что-то еще: что-то еще худшее. - Нет! – крик вырвался наружу прежде чем она успела осознать, что кричит. – Ты хочешь идти за ним в Среднеземье, Феанор? Покинуть наш дом здесь и самих валар и повести за собой наш народ? – торопливо говорила она. – Нет, Феанор, ты не можешь. Ты в горе, ты страдаешь, но ты должен видеть, это немыслимо! Как бы ты не был могуч и велик, нет надежды одолеть его, и тебя ждут лишь мучения, и весь народ наш вместе с тобой! Пожалуйста, Феанор, муж мой, послушай меня сейчас; предвидение дано мне – это будет погибель твоя и всех нолдор, ибо Враг чересчур силен! - Враг чересчур силен – повторил он медленно, по-прежнему не глядя на нее. – И что же, разве это причина? Она подавила приступ паники. - Если бы речь шла лишь о его силе, это не было бы причиной, - она выбирала слова с осторожностью. – Но есть и другое, что я не могу увидеть ясно. Тьма прокралась в сердца наших людей. Внутри себя ты знаешь это. Не веди их в еще большую Тьму! Со звоном Феанор швырнул меч на стол и круто развернулся к ней. - То будет не тьма, но наш собственный удел, и славен будет он! Как могу я не отомстить за отца моего и короля, и не спасти Сильмариллы, в которых сердце мое и мое искусство, от бесчестья, нанесенного его руками? Нерданель внутренне вздрогнула от его горячности, ибо в торопливости своей почти забыла о той власти, которую имели над ним Сильмариллы. - Ты полагаешь, я не знаю твою боль? – спросила она тихо. – Мы все потеряли так много! Я знаю, какую огромную часть себя вложил ты в Сильмариллы, ибо я была там, когда ты создал их. И все же их свет – из Дерев, а они ныне погибли, угасли. А отец твой… о Феанор, он и мне был отцом. И я тоже горюю, как и ты, и сами валар горюют и весь наш народ. Но если ты уйдешь так, то лишь принесешь им еще большее страдание, страдание тела и души. И ты сделаешь это, Феанор? - Вот чего ты боишься? Поражения и горя, и его силы? - Нет, я боюсь чего-то худшего, - она смотрела на него, и огонь разгорался и в ее душе. – Я вижу муки и поражение, и от этого мне горько. Но не только лишь муки тела предвижу я, ибо если ты поведешь их за собой, ты заставишь страдать других, принеся позор и мучения их душам. Сделаешь ли ты это, Феанор? Он твой враг и враг всем нам, но разве ты не помнишь времени, когда это казалось не так? Он отравил не только Деревья, но и нас тоже, наш народ; он обратил брата против брата. Если мы вначале не исцелим собственные сердца, мы лишь усугубим нашу вину и еще глубже окажемся в его сетях! - Окажемся в сетях? – он словно швырнул слова ей обратно. – Так праведность моей цели ничего не значит для тебя? Доблесть и честь нолдор ничего не значат для тебя? - Нолдор доблестны и честь их велика. Но праведные дела не могут быть совершить те, кого наполняет одержимость и безумие! - Ты говоришь лишь о вине, одержимости и безумии. Ты думаешь слишком мало обо мне и о нашем народе. Но я расскажу тебе о нашем народе, моем народе, - голос Феанора усилился, и новая мощь зазвучала в нем. – Доблесть моего народа выше, чем Сил Арды, ибо они не сидят, раздавленные и ошеломленные деяниями Врага, но идут и сражаются. Честь моего народа превыше знания тех, кого называют Высшими, ибо они созданы быть не рабами, но повелителями. То, что они любят, они любят всей душой, всем сердцем своим, и такова же их ненависть. Да, они горды, и это законная гордость, рожденная мощью их. Среднеземье по праву рождения и великой судьбы принадлежит им, и я приведу их туда! Говоря это, он казался столь высок и прекрасен, что казалось, освещал своим светом тьму вокруг. Но страх с новой силой охватил Нерданель. - Не говори так о валар! – крикнула она наконец. – Ты забыл всю ту любовь, которую они дарили нам, все, чему они научили нас? Как можешь ты считать, что мы рабы их? - Валар нет до нас дела, до наших радостей и мук. Ты разве не видишь – они привели нас сюда и держат здесь, чтобы мы могли обожать их и служить им? Разве так это должно было быть? Разве не должны мы быть свободны, пусть бы и во тьме Земель-за-Морем? Лучше править в Среднеземье, пусть оно тонет в глубочайшей тьме, чем прислуживать во владениях Валар, пусть они благословенны и полны света! Она печально покачала головой, не веря его словам. - Почему говоришь ты «править» и «прислуживать»? Наши родичи правят здесь, как наши короли. Как Валар держат нас в рабстве? Все, кто пришел сюда, в Аман, пришли свободно и с радостью. И теперь, в эти дни тьмы, разве не должны мы хранить им верность? - Валар родня ему, и Эру оставил Арду на произвол судьбы. У нас есть лишь мы сами. И этого довольно. Нерданель удалось справиться со своим голосом, и он по-прежнему звучал твердо. - Феанор, прошу тебя, загляни в свое сердце. Как далеко ты пойдешь, чем пожертвуешь в этом безнадежном походе? И подумай о наших сыновьях! Ты и их принесешь в жертву? - Они сыновья моего тела и души, - слова падали одно за другим, тяжело и обжигающе. – Они последуют за мной. - Но они и мои сыновья тоже! – внезапно она больше не могла этого вынести. – Да, они последуют за тобой, и все нолдор тоже, ибо они отважны. И ты воспользуешься этим и заставишь их страдать из-за твоих гордости и гнева? Хотя когда они последуют за тобой, это будет не только лишь благодаря их отваге, но и из-за черных слов Врага, что научил тебя, и их - научил гордости, зависти, заставил забыть любовь валар! Ты разве не видишь, что никакие воинские подвиги не помогут, а лишь увеличат нашу вину и горе, если мы не вскроем и не очистим раны, что он уже нанес? Это внутри нас самих мы должны сразиться с ним! Она остановилась, видя что он отвернулся от нее, но через миг продолжала более мягко. - Феанор, муж мой, он причинил более всего зла тебе. И если бы твое дело было бы праведным и истинным, я бы не отговаривала тебя, даже если бы оно вело к бесспорной гибели, но пошла бы вместе с тобою в самую Бездну. Но поверь мне, пожалуйста – это не так. Это путь во Тьму. Пожалуйста, загляни в сердце свое, и ты увидишь то же самое. Не теряй веру в валар, не теряй веру в тех, кто тебе ближе и дороже всех, и в себя самого. Муж мой, твой дух сияет так ярко, что ослепляет тебя; он так велик, что заслуживает лучшей участи. Не уходи… Пока она молила так, Феанор продолжал стоять отвернувшись. Ее голос прервался, дыхание было неровным, трудным, словно она долго бежала. Какое-то время оба стояли молча. Когда он наконец повернулся, она с удивлением увидела, что в глазах у него блестят слезы. - Нерданель, - он подошел к ней, и голос его был серьезен и настойчив, в нем слышалась нежность, от которой она отвыкла много лет назад. – Нерданель, твои слова взволновали меня больше, чем ты можешь представить. Они пронзают мое сердце. Я знаю, сейчас не время просить у тебя прощения, но я люблю тебя и всегда любил, даже во время всех наших ссор. Смерть отца заставила меня это понять. Но я пойду за Врагом, ибо должен. Если ты полагаешь, что дух мой пылает слишком горячо, безумно – тогда иди со мною, помочь мне и умерить мой огонь! Иди со мною, и будь моей королевой в Среднеземье, чтобы править нашими королевствами, свободными и прекрасными, вдали отсюда. Помоги мне привести нолдор к величию и сделай меня лучше – ибо ты велика сердцем и добра, ты лучше Их. Я знаю, тебе это кажется безумием, не мудростью, но доверишься ли ты мне? Ибо я размышлял долго и упорно в годы изгнания, и все время я думал о тебе, о твоей доброте и любви, которую ценил так мало! И я помню твои слова, сказанные годы назад, когда обошелся с тобою так плохо: «Бывают времена, когда любовь должна взять верх над мудростью». Разве не ты сама сказала это? Пока он говорил, глаза ее не отрывались от лица мужа, а при слове «любовь» она почувствовала, что ее жгут слезы, потому что долгие годы она ждала этого слова. Сейчас пламя вновь вспыхнуло в ее сердце, и ей хотелось согласиться, хотелось идти с ним до конца мира – больше, чем чего-либо в своей жизни. Она стояла неподвижно, слушая, как стучит сердце. И наконец, с огромным трудом ответила, голосом слабым и неверным, шедшим словно издалека. - Бывают времена, когда правда должна взять верх над любовью. Он отступил, словно она ударила его. На лице его были боль и скорбь. Затем, прямо у нее на глазах, он казалось, совершенно переменился, так что она более не узнавала его. С коротким, презрительным взрывом смеха он отвернулся, забрав со стола меч, вложил его в ножны, пристегнул к поясу и пошел к двери. Одним стремительным движением Нерданель оказалась у него на пути. Снова она слышала свой отчаянный голос, кричащий, молящий. Но все было уже кончено. Феанор шел вперед, и в глазах его не было теперь ничего, кроме света – холодного и незнакомого ей, неумолимого как сама судьба. Наконец, она оказалась у дверей и раскинула руки в дверном проеме. Лишь тогда глаза Феанора снова глянули на нее. - Нерданель, - голос его был негромок и бесстрастен, - отойди в сторону. - Пожалуйста, Феанор, - крикнула она в последнем безнадежном усилии, голос ее прервался, - пожалуйста, выслушай меня, ибо я люблю тебя! Не уходи, ты не знаешь, что делаешь… - Отойди в сторону. Нерданель изо всех сил вцепилась в раму двери. Одним неистовым, вселяющим страх движением, Феанор схватил ее за плечи и изо всей силы оттолкнул. Потеряв равновесие, она упала на мраморный пол. Сидя на полу, она смотрела на него, оглушенная. Ей казалось, что он только что разорвал надвое самое ее существо, а ведь лишь миг назад она взяла себя в руки. А ее муж совершенно спокойно стоял в дверях. Хотя… Хотя потрясение и ужас читались и на его лице – ведь во всех их ссорах, сколько бы их ни было, он никогда даже не подумал бы поднять на нее руку. А сейчас, когда на глазах ее наконец показались слезы, что-то от ее возлюбленного и мужа, от их прошлых, счастливых дней, вернулось к нему, и на секунду ей показалось, что он сейчас бросится к ней. Он почти бросился, но этот миг прошел, и его вновь захлестнуло безумие. Без единого слова он повернулся и вышел. Она вздрогнула от грохота захлопнувшейся двери. Глава 3 Она не знала, как долго сидела там, на полу кабинета, одинокая и отчаявшаяся. Видения и кошмары окружали ее - она видела мужа и сыновей, окровавленных, и пламя, взметнувшееся над ревущим морем, и Маэдроса, первенца своего, одного, на холодных горных высотах, с искаженным болью лицом. И так она сидела, не двигаясь, пока далекий крик многих голосов не вывел ее внезапно из оцепенения. В тот же миг погасла последняя свеча в канделябре на столе, и комната погрузилась во тьму. Нерданель поднесла ко лбу дрожащую руку и мысленно прокляла собственную слабость. Неужели она на какое-то время лишилась рассудка? В комнате, однако, было не совсем темно: теперь слабый свет струился из высоких окон. С трудом поднявшись на ноги, она увидела высоко в небе слабое мерцание звезд. Но был и другой свет – внизу, сразу за садами, окружавшими дворец - красноватый свет множества факелов. В тусклом свете она отчужденно, словно это не касалось ее, заметила кровь на своих руках; должно быть поранила их сначала о дверную раму, потом, упав на пол. Сыновья! Как могла она быть такой слабой и беспамятной, столько времени предаваться отчаянию? Она должна спасти сыновей, даже если не может спасти мужа – и даже для него есть еще возможность спастись. Нерданель бросилась к двери – но опять ее окатила холодная волна ужаса, ибо двойные двери не отворились. Ее муж запер их снаружи. Чтобы она не могла пойти за ним. Она кричала и стучала в дверь, но лишь эхо ее собственного голоса разносилось по дому и отвечало ей. Бросившись снова к окну, она увидела: двор внизу совершенно пуст. У нее вырвался крик отчаяния и беспомощного гнева, и в это время издали долетел шум. Над ним поднялся голос Феанора, отчетливый и страстный – он произносил речь, призывая нолдор покинуть эти берега и искать Срединные Земли, чтобы вырвать Сильмариллы из-под власти Моргота. Либо голос его был столь силен, что долетал сюда с такого расстояния, либо она слышала его лишь внутри своего разума, Нерданель не знала. Она лихорадочно огляделась, надеясь найти что-нибудь, чем можно проложить выход наружу, и взгляд ее упал на тяжелый канделябр. Схватив его, она яростно обрушила его на двери. Они зазвенели. Еще раз. И еще. На площади вдалеке падали яростные слова Феанора, могучие и гордые, словно морские валы. Ей казалось, что прошли часы, но наконец, двери подались. Щепки разлетелись во все стороны; меч, просунутый сквозь ручки снаружи, со звоном упал на пол. Выбравшись, она увидела, что дом покинут и так темен, что эльфийские глаза едва могли различить лестницу в слабом свете из окон. Еще один всплеск голосов на площади. Нерданель спустилась, нашла на столе внизу отцовскую лампу, оставленную, как ей казалось, много лет назад. При свете ее она прошла залами дворца и вышла наружу, под звезды. Она бежала через дворы и сады, все ближе и ближе к шуму толпы и голосу мужа, до тяжелых дворцовых ворот. Но они не поддались толчку: с тем же успехом она могла толкнуть стену. Второй раз этой ночью перед ней были двери, запертые снаружи. Но эти двери были откованы из металла и почти в локоть толщиной. В отчаянии и бессильном гневе Нерданель застучала по ним кулаками, затем бросилась всем телом, прекрасно сознавая тщету всех своих усилий. Побежденная, она опустилась на колени. С той стороны ворот брат ее мужа Финголфин прокричал что-то, но, в смятении своем она разобрала лишь «безрассудство» и «Илуватар». Затем внезапно голос ее сына Куруфина яростно взлетел над толпой: - Мы поклялись вернуть себе то, что принадлежит нам! Пусть трусы остаются! Ужас, который вселили в нее эти слова, неожиданно подействовал, как кружка холодной воды в лицо, и она вновь вскочила на ноги. Она должна остановить их! Нерданель бросилась прочь. Опять, казалось, прошли целые дни, но наконец она нашла и отперла боковую дверь, выходившую на узкую, извилистую тропинку на задах дворца, мощеную белым камнем. Тут тоже было совершенно пусто. Она бежала по улицам, к площади, где страстные голоса еще поднимались в споре, то голос одного из ее сыновей, то голос одного из ее племянников. Но большей частью она слышала Феанора, его слова были теперь негромкими, но сильными, в них была какая-то новая мощь, так что, казалось, дрожала сама земля. - Ибо не я один полон доблести среди нашего доблестного народа: проститесь с этой тесной землей! Проститесь с рабством! Она выбежала из боковой улицы к свету бесчисленных факелов, к огромной толпе. Внезапный яркий свет резанул по глазам, и все еще прикрывая их рукой, она увидела своего мужа и сыновей на широких ступенях перед воротами дворца. Неистовство над площадью было осязаемо, глаза собравшихся горели ярко и нетерпеливо, самый воздух мерцал в огне факелов. - Ты говоришь ужасные слова, от которых нельзя будет отступиться, - говорил Финарфин, - призывая к непоправимым деяниям… - Деяния наши будут велики, там в Среднеземье! Мы никогда не вернемся… То был голос Амраса, ее самого младшего. Шепот пробежал в толпе, охваченной теперь каким-то новым, неспокойным огнем. У Нерданель вырвался приглушенный крик, беспомощный и безнадежный. Неужели она потеряет и сыновей тоже, в этой темной Ночи? О, дети ее, ее родная кровь! Как могут они быть столь слепы и безумны, чтобы идти за отцом на погибель? Неужели они не прислушаются? Она отчаянно пыталась пробиться через толпу к ступеням, и тут другой голос поднялся над шумом толпы, голос ее первенца Маэдроса, ее милого сына, которого она кормила своей грудью и баюкала на руках так часто, так давно. - Ибо так поклялся я, как поклялись мои братья, и Манвэ и Варду призываю в свидетели, и белоснежную вершину Таникветиль, именем Эру Илуватара… Сын мой, милое мое дитя, не клянись этим именем всуе! С непривычной для нее силой она расталкивала стоявших вокруг, яростно пробиваясь вперед. Вокруг нее, море факелов колыхалось и переливалось, обращаясь в одно огромное, окружающее ее пламя. - … преследовать отмщением и ненавистью любого, кто завладеет Сильмариллом, до конца мира… Сын ее стоял на ступенях, голос полон некой силой, словно пришедшей извне, за ним – его братья. Словно в видении или во сне, Нерданель видела Финголфина, глядящего на ее мужа – лицо его было угрюмо, и юную Артанис меж братьев, молчаливую и неподвижную, но со сверкающими глазами. О дети мои, не уходите! Уберегите сердца ваши от тьмы! Почему же вы не видите лжи Врага? - … будь он Вала, демон, эльф или нерожденный еще смертный, и всякое создание, великое ли, малое, доброе ли, злое… Пожалуйста, пусть это будет лишь кошмар, пусть я проснусь. Пусть они проснутся. Пусть я не опоздаю. Разве не слышишь ты собственные слова, сын мой? Что же еще могу я сказать тебе, чтобы постановить это безумие! - … что придет со временем в мир, до конца дней… О муж мой, что ты наделал? - … и пусть Вековечная Тьма сойдет на нас, если мы не сдержим ее! - Нет! Крик вырвался из нее, но она не слышала его, ибо в этот миг великий шум поднялся на площади, и факелы заметались вокруг. - Уйдем же немедленно! – крикнул кто-то неподалеку. Борясь с толпой, она беспомощно смотрела, как уходят муж и сыновья. Озирая толпу, Феанор увидел жену, помедлил мгновение, а потом взгляд его двинулся дальше, словно он не узнал ее. Крики Нерданель потонули в шуме толпы, что увлекала ее вместе с собой, прочь от семьи. Она увидела как Маглор, самый мягкий из ее сыновей, смотрит со ступеней вниз – лицо его изменилось, когда глаза их встретились. Он двинулся было к ней, а потом остановился, словно не в силах подойти к ней. Толпа развела их. Затем Феанор выкрикнул какую-то жесткую, безжалостную команду, и сын ее отвернулся. Глава 4 - Сестра? – негромко сказал кто-то рядом с ней. – Нерданель? Он вздрогнула, взглянула вверх – ее Финголфин заглядывал ей в лицо. - Что ты делаешь здесь, сестра? – участие и тревога написаны были на его лице. Нерданель лишь покачала головой; в ее горе все представлялось ей словно в тумане. Они стояли в боковой улице. Свет факелов и ламп в руках бегущих скользил мимо, эхом разносились по дороге возбужденные крики. - Куда ты идешь? – снова мягко спросил Финголфин. Она не сразу поняла даже, что он спрашивает. Что она здесь делает? Куда она идет? Домой? - Обратно, наверное… - удалось ей наконец вымолвить, - в дом моего отца… Видя, как она ошеломлена и измучена, Финголфин настоял на том, чтобы проводить ее. Нерданель слабо пыталась протестовать, ей хотелось остаться одной, но он был вежлив, но тверд. Пока они шли по городу, она почувствовала, как здравый смысл хоть отчасти возвращается к ней, проникая сквозь охватившую ее раньше панику, и благодарна была за его успокаивающее присутствие. - Что ты собираешься делать, брат? – спросила она наконец относительно твердым голосом, после того как они некоторое время шли молча. - Он мой король и старший брат, - ответ Финголфина был тихим, но без колебания. – Куда он поведет, туда я последую. - Но ведь ты же знаешь в сердце своем, что это безумие. Он приведет нолдор к гибели, во тьму, - устало ответила Нерданель. – Но ты мудрее, брат. Скажи ему остаться. Не следуй его примеру. Финголфин, в свою очередь, печально покачал головой. - Он решился и не будет слушать. И бывают времена, когда любовь должна взять верх над мудростью, - увидев, как она отшатнулась при этих словах, он невесело улыбнулся. – И я постараюсь помочь ему… быть может, смягчить его. Дальше они шли молча. Когда они подошли к дверям Махтана, появился Аринтир, светящийся от возбуждения. - Леди Нерданель! Ты слышала? Лорд Феанор… нет, он теперь Король… говорил с нами и сказал нам такие слова! – затем тень пробежала по его лицу. – Мастер Махтан очень разгневан и опечален, леди Нерданель. - Аринтир, остановись и подумай о том, что собираешься сделать, прежде чем уже нельзя будет что-то изменить, - Нерданель взглянула на юношу, почти что мальчика. Хотя он, казалось, изменился, словно вырос, с того часа, когда она последний раз видела его в доме отца. Неужели это и впрямь было лишь несколько часов назад? Аринтир с твердой решимостью встретил ее взгляд. - Мы идем в Среднеземье отомстить за нашего Короля и отвоевать Камни – и там будет большая нужда в воинах. И хороших кузнецах, - ответил он с гордостью. Финголфин выступил из тени за нею. Глаза Аринтира расширились. - Лорд Финголфин! Ты говорил против него… - вопрос повис в воздухе. - Я пойду вместе с нашим народом, юноша. Восхищение ярким огнем вспыхнуло в глазах Аринтира, и он вытянулся как солдат. - Лорд Финголфин, - выдохнул он. Но Финголфин отвернулся от его сияющего взгляда, и Нерданель тихонько тронула юношу за руку. – Подумай прежде чем действовать, Аринтир, и не забывай, что валар любят нас, - прошептала она, когда они миновали его. Дом сверкал огнями и гудел как улей. Большинство его обитателей, особенно молодежь, уже готовились к походу. Нерданель слышала, как где-то в кузне раздувают мехи – впервые с тех пор, как пала Тьма. Но Махтан, хозяин дома, стоял у окна, один, в гневе и смятении, и глядел на далекие западные горы. При виде Финголфина брови его сумрачно сошлись на переносице. - Что ты делаешь тут вместо того, чтобы идти за своим братом? – прорычал он. - Отец, пожалуйста, - умоляюще сказала Нерданель. Она чувствовала страшную усталость. – Лорд Финголфин спорил с ним часами … Ее отец прожигал Финголфина взглядом, пока тот прощался с ней. - Есть ли что-нибудь сестра, что ты бы желала передать ему? – спросил он. - Скажи ему – не уходить. Финголфин лишь покачал головой и не ответил. Чуть постояв, он слегка пожал ее руку. При этом он заметил на ней засохшую кровь и вопросительно взглянул, но ее глаза ничего не ответили ему. Он чуть улыбнулся ей. – Мы встретимся вновь, сестра, - сказал он просто и пошел прочь. - Брат! Он повернулся уже от двери. Нерданель стояла посреди комнаты, лицо ее было внешне спокойно, но голос дрожал от сдерживаемых чувств. - Скажи ему, что я люблю его и буду молить за него перед валар, за него и за наших детей. За всех нас. Финголфин помедлил, затем кивнул и молча вышел. Нерданель повернулась к отцу, ноги ее подкашивались. - О, отец… Он тут же оказался рядом, и она, рыдая, упала к нему на руки. - Не оставляй меня, отец… - Я никогда не оставлю тебя, девочка моя, - прошептал он, крепко прижимая к себе свое несчастное дитя. Вокруг них продолжались сборы. |
|
|
|
енщина неподвижно стояла у окна. Снаружи тьма придавила собою Тирион, прекрасный город Эльдалиэ. Миновал первый удар ужаса и горя, и над осиротелым городом висела зловещая тишина. Было столь темно, что она видела лишь собственное лицо, отраженное в стекле, освещенное пламенем свечи. Бледное, тонкое лицо с большими серыми глазами, и густые медные волосы. По меркам эльфов, она не была красавицей, и все же глаза делали ее привлекательной. 
