Mудость дужбы

то ж, иди, Рандир, если ты предпочитаешь гнаться за своими мечтами, а не за дичью в нашем лесу,- насмешливо сказал Маэдрос, когда я попрощался с ним и с Маглором.

- Долго ли ты можешь оставаться на одном месте, прежде чем зов посетить другие места повернет твою голову, и у тебя снова ноги не начнут зудеть от любопытства? - спросил Маглор. - Краткую пору, возможно даже год, если ты очень постараешься?

- По крайней мере месяц, - ответил я весело, - и то, если прежде я пообещаю. Но я не давал никаких обещаний, а ваша дичь останется все той же. Потомки этих животных будут не менее вкусны, если их пронзят копьем или подстрелят лет через сто. И если я уеду сейчас, по крайней мере некоторые из испустят свой последний вздох без охотников, трубящих "Рази"

- Какая потеря, - услышал я бормотание одного из охотников Маэдроса, и потом я уехал, махая на прощание моим спутникам.

Привлеченный увенчанным снегом Эрид Линдон я достиг старой дороги гномов. Переправившись через реку Гелион, я последовал по течению ее самого северного притока, подумывая посетить наугримов Ногрода, некоторых из них я называл своими друзьями. Но достиг предгорий, меня соблазнил юг, Земля Семи Рек, Оссириад, где живут Зеленые эльфы. И там, ниже истоков реки Талос, я нашел то, что, повлияло на меня сильнее, чем что-либо, с тех пор как уши мои услышали Пророчество Севера.

Глаза мои узрели свет огня прежде, чем уши уловили музыку, и я изумился им обоим. Певцы едва ли могли быть Зелеными эльфами, которые не поют ночью, а больше днем. Не были они и гномами. Орки, прокравшиеся из Ангбанда, ускользнувшие от бдительности сынов Феанора? Но это пение не было отвратительным. Так что я рискнул подойти ближе, медленно, осторожно, но с сильным предчувствием чего-то, пока не добрался до кромки деревьев, окружающих костры.

Увидел я поляну, на которой был разбит лагерь с палатками и повозками, грубо сделанными, но расставленными правильным кругом. В нем я увидел людей, одетых просто, даже скудно, но приятных для глаз. На краткий миг я принял их за Авари, потому что они были сложены подобно Народу Звезд, сильные, с длинные членами тела, большинство держались прямо, и двигались с грациозностью, которой не было у гномов. Но все же это не была грация эльфов, и их глаза и голоса тоже были не такими как у моих родичей. Многие мужчины бороды были бородаты, у некоторых лица были покрыты складками и морщинами словно у древних гномов, и увенчаны серыми или белыми волосами.

Они выглядели счастливыми, сидя у походного костра, смеялись, пели, связанные узами дружбы и родства и явно не страшились никаких опасностей, которые могли таиться в ночных тенях деревьев. Но тот, кто скрывался среди тех деревьев сегодня ночью, не был опасен им, ибо, когда стоял я, глядя на них, сердце мое склонилось к ним. Несомненно это мог быть только Второй Народ, предсказанными нам, послерожденные дети Эру Илуватара. Я чувствовал себя странно польщенным - быть первым из Эльдар Белерианда узревшим их. Недолговечная, слабая раса, которой легко легко управлять, так в Валиноре Мелькор назвал их. Но он - черносердечный лжец, и эти люди казались мне достойными большего, чем его насмешки и пренебрежение.

Долго наблюдал я за ними, пока они не легли спать. Никакой стражи не выставили они, и меж звуков их тихого дыхания я подошел к тлеющим уголькам их костра. Подняв арфу, на которой играл один из них, и которая, понял я, была сделана мастером-Авари, я сел и запел свою песню.

Сначала подумалось мне, что вижу необыкновенно яркий сон, столь реальны были видения. Они были наполнены светом и красками, и сопровождал их самый мелодичный голос, какой я когда-либо слышал, поющий на языке, которого я не знал. Перед моим мысленным взором разворачивалась история, в который похожие на людей существа, большие, чем жизнь, создавали красу большую, чем я могу описать, в земле, незапятнанной и свободной от теней.

Я ощутил, что думаю, что это самый светлый сон, который я когда-либо видел, когда понял я, что глаза мои открыты. И у моей жены и детей, моих друзей, почти у всех в лагере. Если это и был сон, то все мы видели его, и я задавался вопросом, что стало причиной тому.

Только когда те чудесные видения исчезли, увидел я их источник: у ямы с огнем сидел скрестив ноги мужчина, качая в руках мою арфу. Но нет, то не мог быть человек, и не один из народа эльфов, которых мы встретили к востоку от великих гор, потому что их глаза и волосы не сияли так ярко, как его, и та мудрость, которую я чувствовал в их лицах, было ничтожна по сравнению с той, что я увидел в нем. Я никогда не встречал такого красивого лица, разве только те, которые оживила песня, которую он только что пел. И все это время ночь окутывала нас, и только звезды взирали на нас с высоты, и потому удивительно было, что смогли мы увидеть хоть что-то. Но мы увидели, и я подумал, что означать это могло только одно.

Он был одной из Стихий Запада, называемых Эльфами Валар, должен был быть. Не я один вздохнул. Все мы задержали дыхание, исполнившись восторга, благоговения и страха одновременно. Что означало его присутствие среди нас? Он пришел, чтобы сказать нам, что мы, наконец, будем избавлены от черной тени, преследующей нас с момента нашего пробуждения? Оставили ли мы ее позади; сможет ли он сдержать ее светом своего лица и силой своей песни?

И пришло мне на ум, что, если это божество, ему нужно поклоняться, и, будучи предводителем, я должен подать достойный пример. Потому опустился я на колени и уже было собирался пасть ниц, протянув руки, краем глаза увидел я, что остальные сделали то же самое.

Результат был удивителен. Изумление появилось на его лице. Отложив арфу в сторону, поднялся он, стремительней, чем самый проворный из наших детей, и, подскочив ко мне, он схватил руки мои и потянул меня вверх, не давая мне поклониться ему. Уши мои не понимали слова, что он произносил своим ясным, музыкальным голосом, но разум мой казалось уловил их смысл: не делай этого. Я - не более божественен, чем ты.

Я был горько разочарован, и возможно по тому склонен был не поверить ему. Может, он просто хотел успокоить нас, потому что он милосерд и мудр, как и должно быть истинной Стихии. Но я решил, что будет лучшее уступить и повиноваться ему, и потому сказал я людям своим, что не хочет он, чтобы ему поклонялись. И хотя ясно было, что говорил он на языке, отличном от нашего, я все равно обратился к нему, полагаясь на то, что в мудрости своей, поймет он то, что я хотел сказать.

- Если ты не божество, - сказал я, - тогда, кто и что ты, господин мой? Почему - ты здесь?

Он отпустил меня, но вместо того, чтобы ответить он посмотрел на меня пристально. Странное чувство было у меня: словно он собирался войти в мой разум, но мог я остановить его, если пожелаю. Так это и было. Вокруг меня мои люди замолчали, и слышал я только ветер ночной в деревьях.

- Кто - ты? Почему - ты здесь? - повторил я, позволив ему войти.

Понравилось мне, что человек был достаточно проницателен, чтобы позволить мне читать в его разуме. Его язык напоминал язык Авари, который был схож с моим, но языки Эльфов были разделены слишком долго чтобы я сразу смог понять все. Хотя я знал, что овладею его речью очень скоро, мне все равно были нужны его мысли, чтобы понять его слова.

То, что он все еще наполовину верил в то, что я Вала, нравилось мне меньше. Почему он желал, чтобы такое различие легло между нами? Что увидел он, когда он посмотрел на меня: ничего, кроме величия, когда я чувствовал родство и предлагал и дружбу и водительство?

- Я из Эльдар, - мысленно обратился я к нему. - Эльф.

- Валар - чистые духи, и величайшие из созданий Эру. Я создан из вещества Арды и могу сбросить плоть свою подобно одеянию не больше, чем ты, мой друг ... скажи мне твое имя.

Это, казалось, уменьшило расстояния между нами.

- Балан

, - сказал он мне серьезно, голосом тела. - А твое, господин?

- Среди Эльфов, Финрод. Гномы называют меня Фелагунд.

- Не было у меня намерения прийти сюда, ибо не знал я, что найду вас здесь, - это должно доказать ему, что не мог я предвидеть будущее по своему желанию. - Но теперь, когда нашел я вас, хотелось бы мне узнать о вас больше.

- Ты дашь нам знания о тех вещах, что ты показал нам в своей песне? Ты останешься с нами?

- Как могу я просить, если я не желаю давать взамен? Я останусь с вами пока вы нуждаетесь во мне, и пока смогу, - ответил я ему, к собственному удивлению. Я улыбнулся.

Они снова уснули, ведь ночь была еще молода. Я сел, прислонившись к одной из их телег, но не отдыхал я и не спал, не настолько веря в безопасность этой земли, как они. Ничто не шелохнулось той ночью кроме ветра, но все равно я продолжал наблюдать. И тогда я заметил невысокую насыпь из свежевыкопанной земли за кругом палаток и повозок. Она была недавней, и если глаза мои не обманывали меня, это была могила. Я решил спросить Балана, кто умер, и от чего.

Когда я спросил, на следующий день, он сказал мне, что это был отец его жены, которого они похоронили всего день назад; он умер от старости. Когда я захотел узнать число лет умершего, Балан печально сказал:

Он, должно быть, подумал, что я выглядел озадаченным, потому что он поднял обе руки семь раз, добавив под конец еще один палец.

Но я не был озадачен. Я был обеспокоен - и оно только возросло, когда я почувствовал, что его разум отстраняется от моих вопросов.

Семьдесят и один. Гномы тоже смертны, но они живут больше трехсот лет. Семьдесят и один - есть птицы, которые становятся старше! Это младшие Дети Илуватора, которые походили на Эльдар больше любых других существ в этом мире. И все же срок их жизни почти равнялся жизням неразумных животных, на которых я охотился вместе с моими братьями не так давно. Мысль обожгла мое сердце.

- Сколько лет тебе, Балан? - неохотно спросил я. - Ответь мне только, если ты хочешь.

- Сорок лет и восемь, - сказал он, на сей раз он не поднял руки.

Значит позади у него больше лет, чем впереди. Я почувствовал странное смущение, почти испугался его следующего вопроса. Когда же он задал его, снова открыв мне свой разум, это было мужественно для того, кто уже знал о долговечности нашей расы.

- Триста лет солнца и еще больше, а до того почти двести лет Валинора, - позволил я ему узнать

, - но это ничто для нас.

- Ты выглядишь таким молодым... Но конечно, - добавил он после тишины, - я должен был догадаться.

Хотя я все еще молод по меркам Эльдар, я предпочел промолчать.

- Эльфы в странах на востоке говорят, что они не умирают, - продолжал он, - но наши отцы никогда не доживали, чтобы увидеть, верно ли это. Но тебе, я могу верить. Ты действительно бессмертен, господин?

- Нет, - сказал я. - Но в определенной мере они правы ...Если ничто не убивает нас, ни оружие, ни печаль, ни яд, мы живем, пока длится мир.

- Хорошо, тогда я не должен чувствовать себя жадиной из-за того, что потребовал малую меру твоего времени, бессмертный.

Я начал восхищаться человеком, и я помнил уроки Валар: они раса, которая выберет собственную судьбу вне Музыки Айнур.

И учил он нас, Финрод Эльфийский Лорд, учил большему, чем мы когда-либо знали. Он начал, передавая свои знания так, как он сделал в ту первую ночь, пением и музыкой моей арфы вызывая в воображении образы. Но скоро он выучил наш язык, и после того мы часто разговаривали, пользуясь языком. Я обнаружил, что он был любопытнее, чем любой другой Эльф, которого я встречал прежде и хотел учиться, так же как и учить. Он много расспрашивал меня о нас: где и когда мы пробудились, что мы видели, что мы помним, где еще, такие как мы, откуда мы пришли? К сожалению моему не мог я ответить на все его вопросы, потому что, хотя я и был уверен, что мы проснулись с восходом Солнца, большая часть того, что случилось с отцами нашей расы, не осталась в памяти. И боюсь я, что он ясно ощутил тень, лежащую на наших сердцах. Когда я рассказал ему об опасностях, с которыми мы столкнулись, о многих наших потерях, и тяготах смертной жизни, видел я, что он жалеет нас. Но он никогда не говорил снисходительно. И он был рад услышать о других нашего рода и из других племен, которые еще не перешли через горы в Белерианд, как теперь узнал я, его называют.

Он остался с нами на месяц, краткую пору, пол года, и дольше, очевидно, не страшась, что его народ будет тосковать без него или обеспокоится из-за его долгого отсутствия. По их меркам он, наверное, и не ушел на долго. Трудно понять, что время действительно означает для Эльфа, у которого его настолько больше чем у нас, смертных. И от него узнать было трудно, потому что он быстро приспособился к ритмам наших жизней, управляемых временем. То есть он приспособился на день. Потому что, хотя он действительно отдыхал ночами, он бессмертный не спал тем дающим забвение сном, который верно называют братом Смерти. Или если он когда-либо спал, я никогда не замечал этого - его глаза были всегда открыты.

В конце концов убедился я в том, что не был он божественной Стихией, забавляющейся с нами, меньшими существами. Пожалуй, он был более земным, прочнее связан с этим миром, обреченный оставаться в этом мире пока он существует, как он сказал нам, даже после возможной смерти его тела. Его глаза всегда восхищались, наблюдая за миром окружавшим его, никогда не пресыщаясь тем, что они видели, даже если видели это сто раз прежде. Так они наполнились мудростью, сокровенным знанием вещей, и так я дал Финроду его имя среди нас, смертных: Ном, мудрость.

- Мудрость? - повторил он, когда я назвал его этим именем впервые.

Видя, что он был озадачен, я спросил, не подумал ли он, что я недооценил его.

- Возможно, я должен рассказать тебе историю безумия, - сказал он вместо ответа. - Повесть о том, кто оставил возлюбленную и свой прекрасный город, чтобы преследовать призрак мести, иллюзию свободы, увядающую мечту о власти. Повесть о том, кто охотно положил хомут проклятия на свои плечи и повел многих из своего народа в изгнание и к печали, чтобы идти под тенью смерти, которая иначе не коснулась бы ни его, ни их. Повесть, которую нужно рассказать, ибо, хотя я почувствовал тьму что, лежит на сердце людей, ясно, что вы не ощутили рок, что лежит на мне и моих родичах.

И он продолжал говорить и рассказал мне историю Эльфов, называемых Нолдор, и об их вражде с Врагом по имени Моргот, и закончил:

- Так что видишь ты - все чем мы, те кто ушел, обладали были знания, но не прозорливость. Теперь скажи мне, назовешь ли ты меня еще мудрым.

- Так вы потеряли свет, который мы ищем, - тихо сказал я. - Пока мы путешествовали на Запад, чтобы спастись от тени, вы повернулись к западу спиной и пошел в другую сторону, преследуя неуловимый свет.

Я ощущал, что его признание сблизило нас, и в миг тот я жалел его, потому что ясно чувствовал его горе и вину.

- Я все равно назову тебя мудрым, - сказал я после тишины. - Потому что думаю я, что мудрость твоя в том, что ты такой, а не в делах твоих, и, несмотря на то, что ты говоришь, зрение мое слишком слабо, чтобы увидеть зло в тебе. Тебе нужно объяснить мне гораздо больше, но я буду продолжать называть тебя Ном, а народ твой я буду называть Номин, хотя и не встречал я пока никого из них. Ведь ты мудрее нас, господин мой, и более велик тоже, и верю я, что однажды ты найдешь свой путь назад к свету, который ты потерял.

Неужели он еще действительно не нашел мудрость и величие, скрытые в его собственной души? Ибо верю я, что у смертных есть способности достигнуть их, даже если в них всегда будет темная сторона. Ведь по счету Эльдар они едва пробудились, большая часть их возможностей бездействует. И все же, хотя у смертного есть только краткое время, чтобы расти и учиться и может понадобиться больше чем одна эпоха мира, прежде чем их раса станет собой, верю я, что мы сможем указать им путь и направить их первые шаги.

Поэтому, я, наконец, позволил Балану и его людям присягнуть мне как своему лорду. Он поклялся в верности мне, принимая имя Беор, которое на его языке означает «вассал». Я считаю себя его другом, а не его господином, но могу только надеяться, что однажды, он полностью ответит на мою дружбу. К такому нельзя принудить. Возможно его дети или их дети все же назовут меня mellon. Или возможно они найдут причину считать меня и весь мой народ высокомерными гордецами, не мудрецами, отвергая нас из-за того, что мы такие, каковы мы есть, не за то, что мы сделали. Возможно, они заявят о праве на все печали потери, всю боль смерти только для себя одних. Может станется так, что в конце они не захотят нашей дружбы, если они просто могут быть ровней нам, вместо того, чтобы быть такими как мы.

Трудно сказать. Я могу только оставаться тем, что я есть, и если я мудр, я останусь другом Людей.

На Синдарине означает странник (как в имени Митрандир). Он просто везде. Мы обнаруживаем его в Дориате, он путешествует с Тургоном, находит Нарготронд, снова посещает Дориат, строит дозорную башню на Эйтель Сирион (с подземельем под ней ...), посещает Гномов в Ногроде, отправляется на охоту с сыновьями Феанора на северо-востоке Белерианда, заскучав оказывается в Оссирианде. И это отнюдь не конец. От чего он бежит?

Охотничий термин сигнализирующий о смерти животного, используемый в Athrabeth Finrod ar Andreth.

Его первоначальное имя; имя Беор, означающее 'вассал', было дано ему, когда он поступил на службу к Финроду.

Поскольку для истории это не существенно, я не буду вдаваться в сложности Валинорского счета времени по сравнению с Средиземским.