|
|
|
|
|
|
|
| Zimraphel ОБРЕТАЯ МУЖЕСТВО |
|
| Часть V
Не было времени вырыть настоящую могилу. И совсем не было времени для похорон, ведь, хотя орлы отогнали орков и балрог был мертв, в отряде боялись слишком долго задерживаться на одном месте. Но казалось неправильным оставить тело Глорфинделя, так как они оставили замерзших на тропе к Кирит Торонат или погибших в засаде. Так мало людей спаслось из Гондолина, и такой высокой была цена за их спасение. У них были герои, но памятников не было. У самого входа на перевал, там где орлы могли бы смотреть за ним, над телом насыпали холм из камней. Воронве и Галдор, чьи голоса были самыми чистыми и сильными, спели плач, и потом пришло время идти дальше. Туор стоял на обочине, закинув на плечо Драмборлег, направляя отряд по дороге на юг, которая выведет их к Дориату, а оттуда к устью Сириона. Когда идущих стало меньше, он остановился еще раз оглянуться на могильный холм. Одинокая фигура, в горе склонившаяся над набросанными камнями стояла там. Туор обошел колонну и взобрался к нему. - Пришло время идти, - он сказал резко. Эльф, в изорванных одеждах дома Золотого Цветка, носил значок управителя на предплечье. Он казалось не услышал Туора, и продолжал не скрываясь рыдать, снова и снова повторяя имя, кажется это было Erunámo Одна золотая бусинка в форме цветка лежала на ладони управителя. Несколько золотых волосков, удержанных засохшей кровью и крошечным изъяном в золоте, остались в ушке. Идриль, заметив, что мужа не был в колонне, поднялась наверх посмотреть, что же задержало его. Держа руку управителя Туор показал ей бусинку и все, что осталось от золотых волос Глорфинделя; на трупе, поднятом Торондором из Торн Сира, их не осталось. - Теперь говори мягче, муж мой, - она взяла управителя за руку и, встав рядом с мужем, мягко сжала пальцы управителя вокруг его сокровища. - Ты - преданный слуга, но сейчас время идти, - прошептала она. - Пойдем, ты нужен Дому Золотого Цветка. Управитель помедлил, потом опустил голову на плечо госпоже. - Erunámo
Он плыл, уже не ощущая ни цепенящий холод ни своё безразличие. Он смутно помнил, что всего лишь раз, не больше, он пытался понять, где находится. Это место просто было, и он был в нем. Иногда он ощущал присутствие других, безмолвных как и он сам, как и у него, у них не было ни тел ни голосов. Он принял это не думая, что это может показаться странным. Почти все время он был предоставлен самому себе, кроме редких случаев, когда некое туманное, неуловимое присутствие обращалось к нему и спрашивало его имя и знает ли он где найти кого-то. Он не отвечал, и, хотя он смутно помнил что такое имя, он не помнил свое, и было ли оно у него когда-то. И потом, к нему пришло то, что не походило на других. Темным было оно, темным и внушающим страх, но оно не было недобрым и не испугало его. Пряди серого тумана обернулись вокруг него и стали голосом, звавшим его по многим именам: Erunámo и Laurëalótë Голос спросил, он готов ли он оставить это место, излечился ли он от ран. Но он не помнил никакого другого места, кроме этого, или рану нанесенную ему, от которой ему бы понадобилось бы исцеление. Боль была ощущением о котором он слышал (он не знал когда или где), но не помнил какая она. - Твоя жертва не осталась незамеченной. Есть те, кому понадобиться твое мужество в грядущие темные дни. Ты будешь освобожден, и твои воспоминания об этом месте постепенно исчезнут - сказал голос. Туманные нити оплели его со всех сторон, окутали его в темноте, и больше он нечего не видел и не слышал.
Ему снова было холодно, но теперь холод ощущался иначе, казался тяжелым и глубоким, и он задрожал; и не сразу понял как странно было, что он мог дрожать. Он глубоко вдохнул, и прохладный чистый воздух обжег легкие. Задыхаясь, он свернулся в клубок, пока судорожный кашель не прошел. Его защищала сводчатый каменная арка; грубо обтесанный пол вжимался в плоть. Он посмотрел вниз и увидел бледное тело, дрожавшее от холода; его разуму понадобилось время, чтобы понять, чтобы он был обнажен, и еще мгновение, чтобы ощутить стыд. Сквозь завесу волос он увидел ноги и край серого одеянья; ткань чуть шевельнулась, когда руки прикоснулись к нему. Он вздрогнул от соприкосновения, от нового ощущения, от того, что к нему прикасались. Что-то мягкое, тяжелое и теплое, накрыло его; когда он поднял руку, чтобы ощупать это, то понял, что это ткань, прикрыть его наготу. - Ты замерз, - мягко произнес голос. Рука обхватила его за плечи, поднимая его. - Я помогу тебе встать. Стоять. Его члены бесполезно дергались, не желая повиноваться ему; он позволяет чужим сильным рукам поднять и поддержать его, когда он начал оседать. - Со временем ты снова научишься ходить, а пока я поведу тебя, - произнес голос. Он пытался поднять голову, пока не увидел лицо того, кто держал его. Лицо мужчины, ни молодое и ни старое, лицо ни квенди ни человека расы, и он смотрел на Глорфинделя в ответ теплыми глазами. Кто ты? - подумал он. Он хотел произнести слова, проговорить их, но хотя его губы шевелились, он не мог вспомнить, как говорят. От разочарования он мотнул головой, застонав и пытаясь заставить животные звуки, которые он издавал, превратиться во что-то осмысленное. Все еще поддерживая его, мужчина коснулся его щеки, вытирая слезы, потом прижал палец к его губам, останавливая бесплодные усилия. - Речь тоже вернется к тебе свое время, - сказал он. Глорфиндель, дрожа, держался за него, когда мужчина вывел его из сводчатого прохода на прохладную траву. После полумрака того другого места, воздух был слишком ярким и от этого его глаза начали слезиться. Отвернувшись, он спрятал лицо в темноте чужой одежды. - Ах, да, ты не привык к свету. - Рука осторожно накинула кусок ткани, капюшон, закрыв глаза Глорфинделя, - Мандос часто забывает, что Его подопечные слишком долго были вдали от солнца. Мандос. От слова он ощутил холод, которого он не понимал, что-то смутное и ужасающее, что-то, что все же оставалось недосягаемым. Его горло сжалось на звуке, стараясь выговорить его. Мужчина понял усилие и ответил ему, - Ты был освобожден из Залов Ожидания, но не думай об этом месте; твои воспоминания скоро исчезнут. Мандос даровал тебе новое тело, которым ты должен научиться пользоваться. Оно тебе понадобиться. Изумление обрушилось на Глорфинделя телесной усталостью. Внезапно почувствовав, что он слишком слаб, чтобы стоять, он тяжело навалился на своего водителя. Теперь руки, державшие его прямо, помогли ему опуститься на траву, поддерживая его так, что бы он мог сидеть. Больше вопросов чем он мог осознать готово было сорваться с его губ, онемевших из-за того, что он не мог произнести их, и он расстроено всхлипнул. Нежные пальцы взяли его за подбородок, подняв лицо, так что он был вынужден смотреть тому, другому, в глаза, глаза которые не принадлежали ни эльфу, ни человеку, но были серьезны и сострадающие. - У тебя много вопросов; я надеюсь со временем отвечу на все. Пока же я отвечу на один и скажу тебе мое имя. Меня зовут Олорин. - О-лор-? - Его губы начали выговаривать имя, но речь снова изменила ему. Он опустил голову, опершись на другого. - Теперь пойдем со мной, - сказал тот, кого звали Олорин. – Оставим же холод Мандоса, потому что впереди еще много трудов. - Он коснулся щеки Глорфинделя и улыбнулся. - Для нас обоих.
Примечания: Если вы не заметили, Олорин - имя Гэндальфа Серого на квенья.
|
|
|
|
ело поднятое Торондором из глубин Торн Сира не было похоже на Глорфинделя, которого они знали; когда орел опустил его на ровное место, оно повисло в его когтях словно изодранная обгоревшая тряпка.
